2. Особенности обаяния зла в русской литературе 19 - 20 веков

2.1. Актуализация нравственных проблем обаяния зла в русской литературе 19 - 20 веков

   В чистом виде обаяние зла проявляется только в искусстве, и прежде всего в литературе. Ведь там мы  влюбляемся в жестоких манипуляторов вроде Сильвера или Печорина совершенно бескорыстно. Красота, как живой и точно схваченный образ привлекает нас помимо воли сразу глубоко и властно. Происходит это чуть раньше, чем сердце устыдится смысла видимого. Обаяние зла работает на опережение, занимает  первенствующее место и не хочет удаляться, даже когда ум и сердце, наконец, разобрались что к чему.
   Эту особенность человеческого восприятия подмечали наши выдающиеся классики Пушкин и Лермонтов, создавая  литературных «героев нашего времени». Обаятельные злодеи, неспешно с умом в глазах и улыбкой на устах торгующие опустошенностью своего сердца – Онегин и Печорин, словно сводят с ума окружающих их людей. Они будоражат общество, накаляют его страсти, драматургические  коллизии необыкновенной силы сопровождают этих персонажей на всем протяжении действия того и другого литературного произведения. Мы воочию видим, как велико может быть притяжение «черной дыры» обаятельной злой силы, как легко люди втягиваются  в ее орбиту, как скоро и много теряют, как только прикасаются к ней. В России изображение демонического начала в человеке ведет свою историю с ХІХ в.  В 19 - 20 веке образ зла приобретает особую популярность. Литературный герой, несущий в себе явное, или же скрытое демоническое начало, становится символом бунта против несправедливости, святым мучеником, героем, скрывающим некую загадку, тайну. О демоническом начале в человеке писали А. Пушкин, Н. Гоголь, М. Лермонтов  и т. д. Демонизм Печорина проявляется в его бунтарстве, отчужденности от нормальных человеческих отношений, чувств, ценностей. В чем загадка обаяния Печорина? В нем есть стихия жизни, которая глубже его воли и сознания: то непостижимое для него самого, что очаровывает женщин и привлекает к нему Максима Максимовича и доктора Вернера. Из дневника Печорина видно, что он остается загадкой для самого себя. «...Зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначения...» Печорин тратит свою жизнь на «пустые хлопоты», вмешивается в дела контрабандистов, влюбляет в себя княжну Мери, к которой равнодушен, и Бэлу, которая ему быстро надоедает, ввязывается в дуэль с Грушницким – и при этом скучает, во всем сомневается и недоволен собой. Вот эта душевная маета, воля к жизни, которая не угадывает своей цели, увлекается чем-то ненужным, сознает свою тщетность и тем не менее заново устремляется на поиск приключений, — именно она делает Печорина обаятельным.
   Осуждение эгоцентризма сильной личности сочетается у Лермонтова с чувством жалости не столько к этой личности, сколько к ее «растраченным в пустыне» силам. Трагедия Печорина, Демона, Арбенина в том, что они тяготятся своей разрушительной энергией. Эта противоречивость отражает кризис демонизма - явления вынужденного, навязанного героям объективными обстоятельствами их бытия. Демон стал «духом зла» по воле бога, Арбенина согнул «жестокий век», Печорин изнемогает под бременем своей «ненужности», порожденной тем же веком и обществом. Каждый из них таил в себе огромные силы для добра и созидания, но каждый злом был обречен творить зло.
   Все его демонические герои не достигли ни удовлетворения, ни счастья, ни элементарного спокойствия, доступного людям с чистой совестью, не вырвались из своего одиночества. Такова логика, понятая Лермонтовым, - «зло порождает зло».
    Актуализация нравственных проблем обаяния зла характерна для творчества Ф.М. Достоевского. «Поэма о Великом Инквизиторе» - одна из важнейших глав романа «Братья Карамазовы». Эта поэма-легенда привлекла к себе внимание почти всех крупных религиозных мыслителей Серебряного века и сыграла заметную роль в развитии русской христианской философии. Великий инквизитор в «Поэме» выступает как внутреннее, присущее человеку по природе зло, как кризис человечности в человеке. Демонизм образа заключается в сознательно-провокативной подмене истинных ценностей ложными.
   Из персонажей Достоевского едва ли не самый обаятельный – Ставрогин. Это о нем сказано: «Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен!» Ставрогин – это углубленный, демонизированный вариант Печорина. «Я пpoбoвaл вeздe мoю cилy. <…> Ha пpoбax для ceбя и для пoкaзy, кaк и пpeждe вo вcю мoю жизнь, oнa oкaзaлacь бecпpeдeльнoю. <…> Ho к чeмy пpилoжить этy cилy – вoт чeгo никoгдa нe видeл, нe вижy и тeпepь…» Вот эта бесконечность проб, сочетание беспредельной силы и неспособности ее приложить к чему-либо и делают Ставрогина обаятельным. Если бы он нашел достойное применение своей силе, он бы стал героем или злодеем, но лишился бы своего обаяния, этой игры на грани разных возможностей.
   До сих пор  большую часть нашей интеллигенции держит в своем плену главный для нее роман XX в. «Мастер и Маргарита». Держит, может быть, не столько писатель М. Булгаков, сколько созданная его талантом правда о жизни интеллигенции, столь зависимой от метаморфоз зла. Роман писался в 1920-е послереволюционные годы, когда уже вихрем пронеслась поэма А. Блока «Двенадцать», блистал своим богоборчеством В. Маяковский, С. Есенин приближался к  «Черному человеку» и другим своим вещам, фиксирующим нарастающий бунт человека против Бога. Булгаков отказывается от воспевания вихревых потоков революции, которые закрутили человека и подняли его в небеса, где человек, однако, столкнулся лицом к лицу не с Богом, а с бесами. Его стихия  – это мир человеческого окоема, быта и бытовых отношений, среда полной брошенности людей на произвол судьбы. Чтобы подчеркнуть эту оставленность человека Богом писатель и создает второй план – якобы евангельских событий. Уже там в те далекие времена распятия Богочеловека, по логике писателя, человек  был оставлен Богом  на самостояние, уже тогда говорит он, не была четко и ясно решена задача человеческого спасения, не обозначена Богом стратегия его поведения. Эту неясность, идущую от ума, Булгаков и делает и главным оправданием вмешательства инфернальных сил в людское сообщество послереволюционной России.
   Обаятельное зло помогает тем, кто действительно выживает в этой борьбе и оставленности, кто заслуживает своими усилиями участия в его судьбе. Только им, остальные – лишь предмет для иронии, насмешки, игры, презрительного отношения. Так вырисовывается и главная идея романа, так обаявшая нашу интеллигенцию, талант ценен вне зависимости от его нравственной устремленности. «Мастер» велик не только и не столько перед Богом, сколько перед сатаной, которого он и смиряет и делает ценителем своего таланта. «Разве это не большая победа над злой силой», словно говорит такой интеллигент, если ей готовы подчиниться все, и Добро и Зло. Самообман  о готовности зла служить силе таланта словно и не виден, но даже писатель, следуя истине, вынужден лишить своего главного героя «счастья спасения в вечности, спасения в Боге», но делает он это так как будто это выбор сам герой.
   Тенденцию обожествления вождя  ясно увидел поэт С. Есенин и так отразил в поэме «Анна Снегина»: «Скажи, кто такое Ленин?» Я тихо ответил: «Он – вы».